Юрий Визбор

 

 

Речной трамвай

Леди

Непогода в горах

Ночь летнего солнцестояния

Старые фотографии

Грибы

Осколок луны

Воспоминания о пехоте

Рассказ ветерана

Новая Земля

Над киностудией

Деньги

Хамар-Дабан

Лиричекая-диалектическая

 

 

Речной трамвай

 

По самой длинной улице Москвы,

По самой тихой улице Москвы,

Где нет листвы, но много синевы,

Там наш трамвай скользит вдоль мостовых.

 

"Москва-12" - он не ледокол,

Да и Москва-речушка - не Нева...

Но мне с тобой так просто и легко,

Как будто здесь уже и не Москва!

 

А в летних парках развеселья дым,

Легка любовь и ненадежна грусть,

И мы на это с палубы глядим,

Сюжет той пьесы зная наизусть.

 

Но наш вояж на счастье обречен.

И не вспугнуть бы это невзначай.

И лишь плеча касается плечо,

Когда волна волнует наш трамвай.

 

От столкновений на бортах клеймо.

О, наши судьбы, словно корабли,

Немного краски, - временный ремонт, -

И вот опять мы в плаванье ушли.

 

Конечный пункт, асфальтовый причал,

Мы сходим в жизнь, покинув тихий рай,

Ах, если б нас до старости качал

"Москва-12", старенький трамвай.

 

Леди

 

О, моя дорогая, моя несравненная леди,

Ледокол мой печален, и штурман мой смотрит на юг,

И, представьте себе, что звезда из созвездия Лебедь

Непосредственно в медную форточку смотрит мою.

Непосредственно в эту же форточку ветер влетает,

Называвшийся в разных местах то муссон, то пассат,

Он влетает и с явной усмешкой письма листает,

Не отправленные, потому что пропал адресат.

 

Где же, детка моя, я тебя проморгал и не понял,

Где, подруга моя, разошелся с тобой на пути,

Где, гитарой бренча, прошагал мимо тихих симфоний,

Полагая, что эти концерты еще впереди.

И беспечно я лил на баранину соус "Ткемали",

И картинки смотрел по утрам на обоях чужих,

И меня принимали, которые не понимали,

И считали, что счастье является качеством лжи.

 

Одиночество шлялось за мной и в волнистых витринах

Отражалось печальной фигурой в потертом плаще.

За фигурой по мокрым асфальтам катились машины

Абсолютно пустые, без всяких шоферов вообще,

И в пустынных вагонах метро я летел через годы,

И в безлюдных портах провожал и встречал сам себя,

И водили со мной хороводы  одни непогоды,

И все было на этой земле без тебя, без тебя.

 

Кто-то рядом ходил и чего-то бубнил - я не слышал,

Телевизор мне тыкал красавиц в лицо - я ослеп,

И надеясь на старого друга и горные лыжи

Я пока пребываю на этой пыстынной земле.

О, моя дорогая, моя несравненная леди

Ледокол мой буксует во льдах, выбиваясь из сил.

Золотая подружка моя из созвездия Лебедь,

Не забудь - упади, обнадежь, догадайся, спаси.

 

Непогода в горах

 

Свечка темно горит,

Дождик в окно стучит,

Лето - сплошной обман,

В соснах висит туман.

 

Припев:

Непогода в горах, непогода,

В эту смену с погодой прокол,

Будто плачет о ком-то природа

В нашем лагере "Узункол".

Нам-то что? Мы в тепле и в уюте

И весь вечер гоняем чаи,

Лишь бы те, кто сейчас на маршруте,

Завтра в лагерь спуститься б смогли.

 

Врут все мои друзья,

Что, мол, придет рассвет,

Что,дескать, есть края,

Где непогоды нет.

 

Припев.

 

И не пробьет тех туч

Солнца густая кровь,

Их лишь разгонит луч,

Луч тот - твоя любовь.

 

Припев.

 

Ночь летнего солнцестояния

 

Двадцать первого числа,

При немыслимом свеченьи,

При негаснущей заре

Мы плывем невесть куда,

Наблюдая за кормой

Летних вод перемещенье,

Наблюдая за собой уходящие года.

 

Наш случайный коллектив,

Расположенный к остротам,

Расположен на борту

Небольшого катерка.

Комментируем слегка

Все, что нам за поворотом

Открывает сквозь июнь

Проходящая река.

 

Костерок на мокрый луг

Стелет дым горизонтальный,

Допризывники вдвоем

Ловят рыбу у реки.

Им бы Родину стеречь,

Строго вглядываясь в дали,

А они, представь себе,

Все глядят на поплавки.

 

И не важно, милый друг,

Все, что было накануне,

Все, что с нами совершат

Тишина и высота.

Только было бы всегда

Двадцать первое июня,

Только б следующий день

Никогда бы не настал.

 

Старые фотографии

 

Доводилось нам сниматься

И на снимках улыбаться

Перед старым аппаратом

Под названьем "Фотокор",

Чтобы наши светотени

Сквозь военные метели

В дом родимый долетели

Под родительский надзор,

 

В дом родимый долетели

Под родительский надзор.

 

Так стояли мы с друзьями

В перерывах меж боями,

Сухопутьем и морями

Шли, куда велел приказ.

Встань, фотограф, в серединку

И сними нас всех в обнимку:

Может быть, на этом снимке

Вместе мы в последний раз.

 

Может быть, на этом снимке

Вместе мы в последний раз.

 

Кто-нибудь потом вглядится

В наши судьбы, в наши лица,

В ту военную страницу,

Что уходит за кормой.

И остались годы эти

В "Униброме", в "Бромпортрете",

В фотографиях на память

Для отчизны дорогой.

 

В фотографиях на память

Для отчизны дорогой.

 

Грибы

 

По краю воронок - березок столбы.

По краю воронок - грибы, да грибы.

Автобус провоет за чахлым леском,

Туман над Невою, как в сердце ком.

 

А кто здесь с войны сыроежкой пророс?

Так это ж пехота, никак не матрос.

Матрос от снаряда имел поцелуй

И вырос в отдельно стоящий валуй.

 

По минному полю проходит взрывник,

По бывшему минному полю - грибник,

Он в каске, как дьявол, очки со слюдой,

Бордовая "Ява", как конь молодой.

 

Несут грибники на закуску грибы.

Проносит санрота гробы, да гробы,

Морская пехота, зенитная часть,

Саперная рота и два трубача.

 

А ну-ка, ребята, отдайте грибы,

Пускай они снова вростают в гробы.

Откинутся доски, земля отлетит

И ротный построиться роте велит.

 

И снова атака, и снова, "ура"!

Опять из-за танков палит немчура.

Нельзя ли сторонкой уйти от судьбы -

Воронки, воронки, грибы да грибы.

 

Осколок  луны

 

Осколок луны над антеннами колок

И вновь виражом начинается жизнь,

Ты в сердце свое этот лунный осколок,

Как знак рубежа, навсегда положи.

 

Припев:

Ведь дело мужчин, пересилив тревогу,

Надежно держать чуть дрожащий штурвал

И молча глядеть на ночную дорогу,

Чтоб компас души верный путь указал,

Верный путь указал...

 

Нас грохот турбин постоянно находит,

Чужих городов нам мелькают огни,

От прошлых времен мы, конечно, уходим,

И все ж уходя, дорогой, оглянись.

 

Припев.

 

И в час неудач так неловки движенья,

И кажется вдруг, что уж все решено,

Что жизнь состоит из одних поражений,

А наши победы забыты давно.

 

Припев.

 

Вот скрылась луна, как ночная бегунья,

Сквозь тучи видны лишь ее миражи,

Но дело все в том, что придет полнолунье

И полная радость, и полная жизнь.

 

Припев.

 

Воспоминания о пехоте

 

Нас везут в медсанбат,

Двух почти что калек,

Выполнявших приказ не совсем осторожно,

Я намерен еще протянуть пару лет,

Если это, конечно, в природе возможно.

 

Мой товарищ лежит,

Матеря шепотком,

Агрессивные страны, нейтральные тоже,

Я ж на руки врачей уповаю тайком,

Если это, конечно, в природе возможно.

 

Перед нами в снегах

Лесотундра лежит,

Медицинская лошадь бредет осторожно,

Я надеюсь еще хоть немного пожить,

Если это, конечно, в природе возможно.

 

Так и еду я к вам,

В этих грустных санях,

Что же вас попросить, чтоб вам было не сложно?

Я хочу, чтобы вы не забыли меня,

Если это, конечно, в природе возможно.

 

Рассказ ветерана

 

Мы это дело разом увидали,

Как роты две поднялись из земли,

И рукава по локоть закатали,

И к нам с Виталий Палычем пошли.

 

А солнце жарит, чтоб оно пропало,

Но нет уже судьбы у нас другой,

И я шепчу: "Постой, Виталий Палыч,

Постой, подпустим ближе, дорогой".

 

И тихо в мире, только временами

Травиночка в прицеле задрожит,

Кусочек леса редкого за нами,

А дальше - поле, Родина лежит,

 

И солнце жарит, чтоб оно пропало,

Но нет уже судьбы у нас другой,

И я шепчу: "Постой, Виталий Палыч,

Постой, подпустим ближе, дорогой".

 

Окопчик наш - последняя квартира,

Другой не будет, видно, нам дано.

И черные проклятые мундиры

Подходят, как в замедленном кино.

 

И солнце жарит, чтоб оно пропало,

Но нет уже судьбы у нас другой,

И я кричу: "Давай, Виталий Палыч!

Давай на всю катушку, дорогой!"

 

...Мои года, как поезда, проходят,

Но прихожу туда хоть раз в году,

Где пахота заботливо обходит

Печальную фанерную звезду,

 

Где солнце жарит, чтоб оно пропало,

Где не было судьбы у нас другой.

И я шепчу: "Прости, Виталий Палыч,

Прости мне, что я выжил дорогой".

 

Новая Земля

 

В голове моего математика

Вся вселенная встала вверх дном.

А у Новой Земли ходит Арктика,

Ходит Арктика ходуном.

 

Ходят белые льды, как дредноуты,

Бьются, будто-бы богатыри.

Ах, давно бы ты мне, ах давно бы ты

Написала б странички две-три.

 

Написала б ты мне про Голландию,

Где большие тюльпаны растут.

Написала б ты мне про Шотландию,

Где печальные песни поют.

 

Но никак не приходит послание

И от этого грустно в груди.

Ни тебя, ни письма, ни Голландии,

Только этот очкарик нудит.

 

Понудит он и все ухмыляется,

Блещет лысины розовый круг,

А под лысиной так получается,

Что Америке скоро каюк.

 

А в Америке парни усталые,

Все хлопочут, чтоб мы померли.

Дайте землю, товарищи, старую,

Не хочу больше Новой Земли.

 

С математиком, серым, как олово,

Скоро бросим прощанья слезу.

Привезет он в Москву свою голову,

Я  другое совсем привезу.

 

Над киностудией

 

Над киностудией свирепствует зима.

Молчат фанерные орудия в снегу.

Поземка ломится в картонные дома.

Растут сугробы на фальшивом берегу.

 

В ночном буфете пьют артисты теплый чай,

Устав от света, как от жизни старики.

По павильону постановщики стучат,

И строят лестницы, дворцы, материки.

 

И лишь пожарник в новых валенках, топ-топ.

Ночной патруль, суровый взгляд из-под руки:

Не загорелись бы, не вспыхнули бы чтоб

Все эти лестницы, дворцы, материки.

 

Не провалился бы к чертям весь этот мир,

И сто дредноутов не сели бы на мель,

Не спи, пожарник, ты хозяин ста квартир,

И добрый гений свежекрашенных земель.

 

Но ты ведь видишь: часовые-то, топ-топ,

Наган у пояса, ах, если б лишь наган.

Да ты ведь слышишь, как ракетам прямо в лоб

Ревут и стонут озверевшие снега.

 

Ракеты с берега, ракеты с корабля,

По тихим улицам, по сонным площадям,

И нет пожарника, и брошена земля...

Лишь два полковника над картами сидят.

 

Деньги

 

Теперь толкуют о деньгах

В любых заброшенных снегах,

В кафе, в гостиных, в поездах,

Под всяким мелким зодиаком.

Tот век рассыпался, как мел,

Который словом жить умел,

Что начиналось с буквы "Л",

Заканчиваясь мягким знаком.

 

О, жгучий взгляд из-под бровей!

Листанье сборника кровей!

Что было содержаньем дней,

То стало приложеньем вроде,

Вот новоявленный Моцарт,

Сродни менялам и купцам,

Забыв про двор, где ждут сердца,

К двору монетному подходит.

 

Все на продажу понеслось,

И что продать, увы, нашлось:

В цене все то, что удалось,

И спрос не сходит на интриги.

Явились всюду чудеса,

Рубли раздув, как паруса,

И рыцарские голоса

Смехоподобны, как вериги.

 

Моя надежда на того,

Кто, не присвоив ничего,

Свое святое естество

Сберег в дворцах или в бараках,

Кто посреди обычных дел

За словом следовать посмел,

Что начиналось с буквы "Л",

Заканчиваясь мягким знаком.

 

Хамар-Дабан

 

Забудь про все, забудь про все,

Ты не поэт, не новосел,

Ты просто парень из тайги -

Один винчестер, две ноги.

Тайга вокруг, тайга - закон,

Открыта банка тесаком,

А под ногами сквозь туман

Хрустит хребет Хамар-Дабан.

 

И жизнь легка, под рюкзаком

Шагай, не думай ни о ком,

И нету славы впереди,

А впереди одни дожди.

За перевалом умер день,

За перевалом нет людей,

И вроде нет на свете стран,

Где нет хребта Хамар-Дабан.

 

В мешочек сердца положи

Не что-нибудь, а эту жизнь,

Ведь будут тысячи столиц

Перед тобою падать ниц.

И будут тысячи побед,

А снится все-таки тебе

Одно и то же: сквозь туман

Хрустит хребет Хамар-Дабан.

 

Лирическая-диалектическая

 

А была она солнышка краше,

Каждым утром по-царски легко

Выпивала стакан простокваши,

Отвергала пятьсот женихов.

 

Бились ядра о черные скалы,

Гренадеры топтали жнивье,

Три великих страны воевало

За прекрасные губы ее,

 

Пусть профессоры тут не скрывают,

Про ужасное наше житье,

Ведь шестая война мировая

Приключилася из-за нее.

 

По ракетам и антиракетам

Анти-антиракеты неслись,

В синих бликах землянского света

На Луне шесть дивизий дрались.

 

После этой ужасной баталии

Женихам изменился подсчет,

Кто хотел бы за нежную талию...,

И касался наследства насчет.

 

На остатках огромных пожарищ

Питекантроп готовил копье.

Семь племен кровожадных сражались

За прекрасные губы ее.

 

Сайт управляется системой uCoz